Визуальный художник Барт Стюарт хочет, чтобы «люди» снова стали центром внимания в планировании и развитии городов. Мы встречаемся в одном из модных кафе на территории бывшей верфи NDSM, Dutch Dock and Shipyard Company, где у Стюарта находится своя студия. Из больших окон открывается вид на IJ – артерию, соединяющую Амстердам с открытым морем. Когда-то в доках строили гигантские стальные корпуса нефтяных танкеров. Сейчас мимо, в основном – не спеша, проплывают прогулочные яхты.

Erica Meijers: Как бы вы определили «город»?

Bart Stuart: Города – это поля битвы, где политические взгляды на достойную жизнь ведутся на довольно небольшой площади. Эти конкурирующие концепции выходят за рамки непосредственных интересов групп, живущих и работающих в городе, или тех, кто его посещает. Также, существует необходимость предусматривать долгосрочную перспективу. Речь идет не только о том, что вы можете купить или потреблять сейчас, но и о том, как можно долго жить мирно вместе с множеством разных людей. В настоящее время именно этот вопрос находится в центре повестки.

Почему?

Bart Stuart: За этим стоит долгий процесс, который можно точно проиллюстрировать примером истории бывшей верфи NDSM, где мы сейчас находимся. Здесь произошел переход от функции труда к рекреации. Сначала здесь располагалось предприятие отрасли тяжелого судоходства, в котором были задействованы тысячи людей. Там, где раньше строили супер-танкеры, теперь можно найти роскошные яхты. Они – конечный пункт досуга людей. Так меняется предназначение города. Из пространства эмансипации город рискует превратиться в пространство сегрегации. В Китае вы все еще видите, как многие люди мигрируют в города в поисках лучшего будущего.

Исторически, в городе вы начинали как рабочий, а затем продвигались вверх, получая образование. Но сегодняшняя городская экономика едва ли предлагает место для работников физического труда. Во всей Европе этого становится все меньше и меньше: от производственной экономики мы перешли к экономике услуг и продаж, последствия которой становятся все более заметными и ощутимыми в городских условиях. Например, Амстердам. Раньше это был город торговли такими продуктами, как какао, кофе, сталь и древесина. Теперь сами горожане берут на себя роль товара: люди, живущие на складах, сдают жилье туристам; на старых фабриках сейчас расположены кафе и рестораны; порты становятся фестивальными площадками. Да, у нас все еще есть крупнейший бензиновый порт; но, именно как порт, Амстердам полностью занят нефтью, углем и бензином, которые являются сильно загрязняющими видами сырья, с небольшими перспективами на будущее.

Как именно эти изменения проявляют себя в городе?

Bart Stuart: Во-первых, города становятся все более и более загруженными: имеет место растущие количество отелей, ресторанов и заведений общественного питания; растет количество туристов на арендованных велосипедах и так далее. Но дело обстоит несколько сложнее: жизнь в городе проявляется как поле битвы конфликтующих интересов, которым вы должны посвятить себя, находясь под постоянным давлением. В 20 веке анархистские коммуны основали жилищные корпорации в Северном Амстердаме, чтобы помочь обеспечить рабочих надлежащим жильем. Это была борьба, которую горожанин вел как член коллектива. Потребовалось приложить немало усилий, чтобы сегодня в городе гораздо больше внимания уделялось удобству и развлечениям, а также потребительскому меню, составленному кем-то другим.

Здесь мы видим огромное и красивое строящееся здание, так называемое Поортгебау. В старых кварталах рабочего класса через Эй-Джей (водоем, протекающий через Амстердам) сейчас строят жилье для сверхбогатых людей. Здесь строится самая дорогая квартира Амстердама, проданная за 15 миллионов евро жителю Амстердама из Китая; это вызвало немало возмущения. Тем не менее, она была продана еще до завершения строительства. Дело не столько в проживании в этом месте, сколько в создании района, в котором люди сосуществуют вместе; это является очередным фокусом-покусом, в котором задействуются максимально возможные денежные средства. Здание было спроектировано именно для данной цели: заработать деньги. Муниципалитет собирает налоговые поступления и зарабатывает деньги, продавая землю, но кроме этого ни город, ни окрестности не получают какой-либо выгоды. Хуже того, территория становится закрытой для жителей. Только иностранные участники процесса – предприятия, – получают прибыль, так как задействованные суммы слишком велики для местных заинтересованных лиц. Это существенно меняет представление о городе. Деньги теперь зарабатывают не в городе, а на нем. То, как продавалась эта квартира, показывает: сам город стал моделью продаж. Это уже не место, где обосновываются компании, город сам превратился в компанию.

Вы видели, как этот процесс происходит на верфи NDSM. Можете описать его более подробно?

Bart Stuart: В 1985 году наступил конец производственной деятельности верфи. Все докеры были уволены. Затем верфь превратилась из гордости Северного Амстердама в его позор. Верфь долгое время простаивала. В 1993 году мой хороший друг, художник, сквотировал эллинг, в котором я до сих пор работаю, и начал использовать его в качестве студии. Через некоторое время он подписал договор с администратором и начал платить за аренду. Я подключился немного позже; с группой художников мы пытались возрождать территорию. В 2000 году муниципалитет начал интересоваться этим районом; был проведен конкурс на его перепланировку. Далее следует ряд политических схем и большие деньги. Вот тут-то все и пошло под откос: искусство стало инструментом, предтечей чего-то другого, а именно заработка денег.

Прибыль направляется за границу, в то время как кварталы и город оплачивают счета в виде множества неприятностей и мусора.

Этот процесс был запущен политикой. Важно отметить, что вся земля принадлежит муниципалитету. Продавая землю, сдавая ее в аренду, муниципалитет зарабатывает деньги. В его интересах, чтобы цены на землю были как можно выше, потому что тогда земля приносит больший доход. Это циничная экономическая модель, часто противоречащая интересам горожан. Два года назад всем артистам было приказано переехать, дом должен был быть отремонтирован, а жилье предполагалось снова сдать в аренду, но уже по гораздо более высокой цене. Приехали крупные компании под управлением иностранных фирм, за которыми стояли иностранные девелоперы. Не лучшие соседи, потому что вы не можете просто пригласить их помочь развесить бумажные фонарики, когда вы организуете вечеринку квартала, ведь в это время они на Багамах. Таким образом, обветшалые окраины города продолжают расти, и те, кто там живет, оказывается вытеснен этой корпоративной моделью доходов. Её основа – экстракция: предприятия, относящиеся к общественной сфере, которые ранее были общей собственностью, приватизируются и оказываются среди крупных потоков капитала глобализационных процессов. Вы, как житель этого района, этого не понимаете. За короткий промежуток времени извлекается большой объем денег, которые впоследствии не вкладываются в сам район, а, скорее, выводятся из него.

Вы работали в китайских городах. Доводилось ли вам наблюдать схожие процессы и там?

Bart Stuart: Да, здесь есть некое сходство. Я был в Шэньчжэне, новом городе на юге Китая, специализирующемся на микроэлектронике. За тридцать лет то, что было рыбацкой деревней с населением 30 000 человек, превратилось в мегаполис с населением в 30 миллионов. Мне довелось пообедать с президентом Merchants Group, банка и одного из самых богатых дивелоперов Китая. Сначала он показал мне, насколько он важен, упомянув, что годовой оборот его компании составляет девять миллиардов долларов. Как он заработал все эти деньги? Что ж, когда-то китайское государство подарило ему большую территорию, включая гавань и развлекательный район. Он построил там чрезвычайно дорогие дома, что принесло ему огромные доходы. Значит, большая часть города теперь его собственность, все из-за сделки с Коммунистической партией. И это происходит по всему Китаю. Более того, приватизация городов – это общемировая тенденция.

В Шэньчжэне вы работали с разнорабочими. Получается, там есть люди со скромными доходами. Как им живётся в таком городе, как Шэньчжэнь?

Bart Stuart: Они осознают иерархию. Они не принадлежат городу и не могут позволить себе иметь там жилье; они живут на окраинах и часто вынуждены ездить на работу по три часа в день на метро без дополнительной компенсации транспортных расходов. Вы видите это и во многих городах Латинской Америки: их центры становятся центрами власти и богатства, а люди, которые там работают, приезжают из отдаленных пригородов. Они больше времени проводят в метро, чем на работе, и так они и остаются бедными. Это очень циничная ситуация, которая и здесь имеет такое же место, но в менее серьезной форме. У нас так же дорожает жилье в центральной части города, а более бедные люди вынуждены уезжать на окраины или даже за город. Здесь также уборкой гостиниц занимаются сотрудники, не состоящие в профсоюзах, зарабатывающие 4 евро в час.

Возникает вопрос, кому принадлежит город? Кто может на него ответить?

Bart Stuart: В Амстердаме признают, что планировщиком являются деньги. Здесь нет всех этих сырных магазинов и кафе-мороженых, потому что мы очень любим сыр или мороженое; за ними стоят крупные финансовые структуры, превращающие город в туристический парк развлечений. Мы говорим не о неприятных посетителях, а о потребителях, которые хотят быть удовлетворены сексом, травкой, сыром или Nutella с мороженым, и, как только их желание выполнено, они снова возвращаются домой. Но это очень поверхностное представление о том, что человеку нужно в жизни [смеется]. В первую очередь, горожане не получают выгоды от такой ситуации.

Какое место в этой истории играет политика, как глобально, так и на местном уровне?

Bart Stuart: Что ж, это не так уж и просто. Политика должна одновременно ставить под сомнение захват города транснациональными компаниями и бороться с ними, вместо того, чтобы следовать концепции города-компании. Партии зеленых могут сыграть значимую роль, потому что в ближайшие годы на повестке дня будут занимать центральное место энергия и продукты питания. Но дело в том, что эти вопросы следует адресовать крупным финансовым структурам, а не заниматься, вместо этого, красивыми зелеными проектами, такими как городское озеленение или кафе с нулевым выбросом углерода.

Помимо прочего, вам понадобятся органы самоуправления местного и общеевропейского уровня, потому что, являясь городом без поддержки, вы не сможете победить большие компании. Я рассматриваю текущие дебаты о городской автономии как арьергардные действия: как, по вашему мнению, вы, как город, можете противостоять 25 000 компаний, прибывшим сюда, потому что город является налоговым убежищем? Я не думаю, что у вас есть шансы бороться с адвокатами таких компаний, как «Газпром» и «Роллинг Стоунз», потому что у нас даже нет достаточного количества юристов, чтобы заниматься вопросом собачьего дерьма! Сама идея о том, что творческий класс должен способствовать повышению конкурентоспособности города, является частью представления о городе как компании, и что хорошего в этом для местных жителей?

Зеленые партии должны быть критичными. Airbnb с помощью алгоритмов превращает наши дома в отели. Тайваньская компания по прокату велосипедов наполняет весь город желтыми велосипедами, которые вы можете арендовать с помощью приложения, использовать в течение часа или двух, а затем уехать куда угодно. Они вытесняют велосипеды горожан и создают хаос. В Пекине я видел, как эти велосипеды складывались в гигантские горы. Это называется шеринг-экономикой, и звучит неплохо, но на самом деле это экономика фаст-фуда: дома, велосипеды, такси – все превращается в фаст-фуд. Это может работать только в том случае, если доходы обеспечивают дополнительную выгоду для района и города. Но прибыль направляется за границу, в то время как муниципалитет и город оплачивают счета в виде урегулирования множества неприятностей и уборки мусора. Вот почему я, например, верю в сильное правительство, потому что есть потребность, в первую очередь, в регулировании.

Какие препятствия вы видите для политики на пути борьбы за город для своих граждан?

Bart Stuart: Во-первых, это, конечно, политическая позиция самих партий: они должны признать, что город – это место для совместной жизни, а не средство для зарабатывания денег. Но ситуация, при которой электорат судит о человеке по его краткосрочным результатам, определяет политику и способствует развитию менталитета фаст-фуда.

Затем возникает проблема политического представительства: у партий все меньше и меньше членов, а вовлеченность продолжает падать. Мы должны рассмотреть новые формы политической вовлеченности граждан, и не только в цифровом направлении. Люди без компьютера все чаще лишаются права голоса. Может быть, мы должны голосовать по конкретным вопросам, а не за партии, раз в четыре года.

Жилье в центральных районах городов дорожает, а более бедные люди вынуждены уезжать на окраины или даже за город.

Не забывайте бюрократию, как третье главное препятствие. В Амстердаме 13 000 чиновников пытаются управлять городским планированием. Такой колосс вырабатывает собственную логику, направленную, в частности, на самосохранение. Кажется, что политика все больше и больше ограничивается проверкой правильности выполнения процедур, а не вопросами о благополучии людей. Таким образом, в центре города за последние несколько лет было продано множество муниципальных зданий, что резко снизило разнообразие функций. Потом вы слышите: ну, жаль, что этим людям пришлось уехать из города, но процедуры прошли нормально.

Вкратце: общественные интересы более не обсуждаются, речь идет только о деньгах и законных процедурах.

То, что вы говорите, звучит довольно мрачно.

Bart Stuart: Тем не менее, я надеюсь, что всё будет по-другому. Это тенденции, которые можно переломить. Но тогда мы должны вести дискуссию о городе совсем по-другому. Уже недостаточно сидеть вместе в дискуссионных центрах как это делают зеленые и прогрессивные единомышленники. Вы должны поговорить с людьми, которых действительно затронули эти события. Это те, кто не представлен сегодня в политике. В данном отношении существуют прямые параллели между Китаем и Северным Амстердамом: проблемы обсуждаются на высоком уровне абстракции, а градостроители видят реальность через чертежную доску. Так что людей, которым тяжело, или тех, кого вынудили переехать из-за ваших планов, вы никогда не увидите в реальной жизни, и вам не нужно смотреть им в глаза.

В партиях зеленых и программах зеленых проблемы часто решаются с помощью технологий, например, с помощью идеи «умных городов». Но это равносильно передаче ответственности более крупным системам, которые собирают информацию о нас и обогащаются за счет изъятия денег из фондов общественного достояния. Умные города не доверяют людям. И в этом все дело. Это проблема любви. Она о чувстве, что сначала земля была здесь, а потом пришли мы, и что земля будет существовать без нас; это о принадлежности и любви к большому целому. Что хорошего в алгоритмах во время кризиса? В такие моменты у нас есть только мы.

Как это возможно, инвестировать в нас самих?

Bart Stuart: Вопреки концепции города как компании, я хотел бы выдвинуть концепцию города как «do-space». Людям снова придется занять главное место. Европейские центральные города должны превратиться из пассивных потребительских пространств в активные «зоны деятельности». Это означает, что общественное пространство в больших городах должно использоваться для коллективных семинаров (а не фестивалей!), на которых люди «практикуют» активную гражданскую позицию. Здесь можно обсуждать и включать в повестку дня всё, что угодно, и в то же время можно разработать стратегию изменений, как противоядие от приватизации общественного пространства. Похоже, что во всех крупных городах Европы и США подавляющее большинство молодых горожан выступают за Европу, за демократию и справедливое распределение богатства. Надо серьезно начать с ними работать. За формирование города всегда идет борьба, и мне тоже нравится быть причастным к этому. Потому что города – это не комфорт, где можно расслабиться за чашкой травяного чая в кафе с экологичными окнами. Сопротивление неолиберальному городскому планированию должно начинаться в самих городах.

Перевод Людмилы Гавриленко