ЗЕЛЕНЫЙ ЕВРОПЕЙСКИЙ ЖУРНАЛ: Вы написали «Глобал Сити» в 1991 году, можете ли вы объяснить эту концепцию? 

SASKIA SASSEN: Широко распространенное в 1980-х годах мнение о том, что нахождение в определенном месте больше не имеет значения для экономических секторов, которые могли бы использовать цифровые технологии, подтолкнуло меня проверить секторы цифровой экономики с высокой степенью оцифровки. Также, это побудило меня сосредоточиться на финансовом секторе, восходящей экономической звезде после его же дерегулирования, позволившего финансовым фирмам входить во все виды областей, из которых они были исключены по ряду причин (от студенческого кредита до ипотеки). 

Это оказалось первым шагом к концептуализации глобальной городской функции и стало попыткой обнаружить новое, несколько неуловимое образование, спрятанное глубоко внутри крупных городов: своего рода обширную, сложную и разнообразную операционную платформу, которая установилась в основных экономических центрах 1980-х годов – в Нью-Йорке, Лондоне и Токио. Глобальная городская функция, в конечном итоге, включала около 40 крупных городов, поскольку глобализация продолжалась и включала в себя все больше и больше стран. 

Моей концепцией, в ее самой узко-определяемой версии, была «функция глобального города» ¹. Своего рода мост, позволивший углубиться в экономику страны.

Также, меня забавила мысль, что существует комбинация элементов, которые могут привести к достаточно ироничному выводу: наиболее влиятельным, богатым и оцифрованным экономически субъектам нужны городские земли или «центральное расположение». И возможно, сильнее, чем когда-либо прежде. Крупные корпорации, занимающиеся традиционным производством, могут располагаться где угодно. Но если они вышли на мировой уровень, им сразу становится необходим доступ к целому новому комплексу сложных специализированных ресурсов, которые практически невозможно обеспечить собственными силами, как это показывала практика. 

Вторая гипотеза, которая оказалась более сильной, чем я ожидала, заключалась в том, что эта новая экономическая логика, какой бы частной она ни была, будет создавать рабочие места высокого уровня и рабочие места с низкой заработной платой; для неё потребуется гораздо меньше рабочих мест среднего звена, нежели в традиционных корпорациях. Но эти низкоуровневые рабочие места (в офисе или семье), будут иметь значение большее, чем можно себе представить. Я описала эти низкооплачиваемые рабочие места в передовых секторах экономики, особенно в сфере финансов, как работу по поддержанию стратегической инфраструктуры ². 

Как глобальный город связан с глобализацией?  

Стандартная экономика не отражает микс динамики, созданной глобальной функцией города, и не отражает основную динамику высоких финансов. Микроэкономика и макроэкономика являются лучшими и наиболее полезными – или, возможно, они единственно полезны – когда они имеют дело со стандартизированными секторами экономики. 

Одна из ключевых гипотез, к которой я пришла в самом начале своего исследования, заключалась в том, что посредничество становится все более стратегической и системно необходимой функцией для глобальной экономики, которая начала развиваться в 1980-х годах. Это, в свою очередь, привело меня к гипотезе о необходимости определенных типов пространств: пространства для создания промежуточных инструментов и возможностей. Одно из таких стратегических направлений касалось инструментов, необходимых для аутсорсинга. Это я и рассмотрела в своей первой книге. 

Но то, что начало появляться в 1980-х, было совершенно других масштабов сложности и разнообразия секторов экономики: это привело к созданию нового типа городского образования. Я назвала это «глобальным городом» – пространством для производства и / или реализации крайне разнообразных и очень сложных вспомогательных инструментов. 

Это не относится ко всему городу. Я утверждала, что глобальный город был производственной функцией, встроенной в сложные существующие города. Это была функция, которая отбрасывала огромную тень на большое пространство города.

В Европе появляется все больше городских взаимосвязей и городских движений, которые заявляют о себе. Граждане выражают желание «вернуть себе контроль» и начать новые инициативы, такие как энергетические кооперативы, ремонтные кафе и общественные мастерские. Можем ли мы быть оптимистами? 

Мне сложно подобрать ответ. Необходимо сосредоточиться на специфике городов, а ведь они сильно различаются между собой. Я определенно ответила бы «да». Но это потребует работы, и будет означать, что жители должны знать свои права и то, что они могут требовать от местных и государственных правительств изменений в их городе и / или его окрестностях. 

В настоящее время большинство граждан, скорее всего, не знают о возможностях, которые они могут использовать – это интересно само по себе. Затем, эти усилия должны быть расширены до права предъявлять претензии в областях, где в настоящее время нет четкого закона или нормативных актов, а также выходить за их рамки… Необходимо проделать работу в нескольких направлениях для достижения стабильного положения этих граждан по отношению к местной городской администрации. Это битва, в которой стоит сражаться, и модель, которую стоит развивать. 

Какие силы и / или действующие лица на самом деле формируют города Европы сегодня? 

Две совершенно разные силы выглядят доминирующими; также они частично все еще проявляют отличия от более раннего городского уклада европейских городов. Одной из них является доминирование городов в качестве основных действующих лиц и концентраторов ключевых экономических и политических тенденций. Важные города не обязательно должны быть самыми большими – Франкфурт – мощный город, а ведь он намного меньше Лондона или Парижа. 

Возникновение сильной экономической функции, которая, как ни странно, оказалось нуждающейся в городском пространстве, имело большое значение – и хорошее, и плохое. Города снова становятся машинами, производящими блага – то, что они утратили, когда доминирующие секторы экономики были сосредоточены на инфраструктуре, строительстве жилья, развитии пригородов. Функция создания благ имеет некоторые положительные эффекты (обновление инфраструктуры и транспорта, создание рабочих мест и т. д.), но также она имеет и серьезные проблемы. Подавляющее большинство городских жителей и городских экономических функций, как правило, не наделены голосом и, следовательно, рискуют быть разрушенными новыми функциями более высокого класса. 

Как я утверждаю в своей книге «Изгнания», ключевой динамикой в сегодняшних западных экономиках является диапазон изгнания людей и других субъектов, таких как небольшие фирмы, из экономических и социальных условий, которые у них когда-то были. 

Я сосредоточена именно на этой стадии изгнания – границе, которая основательно отличается от географического деления в межгосударственной системе. Сосредоточение на этой самой границе исходит от одной из основных гипотез, ставшей лейтмотивом всей книги: переход от кейнсианства к глобальной эре приватизации, дерегулирования и открытых границ повлек за собой переход от динамики, которая привела людей в «систему», к динамике, которая изгоняет людей. 

ВОЗВРАЩЕНИЕ СИЛЬНОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ФУНКЦИИ, НЕОБХОДИМОЙ ДЛЯ ГЛОБАЛЬНОГО ИЗМЕНЕНИЯ ГОРОДСКОЙ СРЕДЫ В ХОРОШУЮ ИЛИ ПЛОХУЮ СТОРОНУ

Каким вы видите будущее городов и всю дискуссию вокруг «умных» и «устойчивых» городов?

Дискуссия вокруг умных, связанных и устойчивых городов носит политический характер, и она также является – или должна являться – центральной в экологическом вопросе, а также в вопросе социальной справедливости. 

Одно наблюдение, которое я исследовала в своей работе над глобальными городами, заключается в том, что в наше текущее состояние города стало гораздо более значимыми для геополитики, глобальной экономики и социальной справедливости, чем в тот период, когда преобладали кейнсианские взгляды. В тот ранний период многое находилось под управлением государства, а послевоенное восстановление – в наибольшей степени, чем прочие сферы жизни. 

Но когда правительства отменяют регулирование и приватизируют секторы экономики, находящиеся под непосредственным управлением государства, эти управленческие и регулирующие функции не исчезают. Они передаются частным фирмам: они вновь проявляются как специализированные финансовые, бухгалтерские, юридические, консультационные услуги для корпораций. И эти виды деятельности, как правило, встречаются в городах (особенно в глобальных городах), если они являются сложными, так как рынок той или иной фирмы является глобальным. И это не всегда хорошо. 

Нам нужны противовесы этой формирующейся системе власти, ориентированной на город. А это означает укрепление статуса и потенциала, чтобы можно было эффективно претендовать на поддержку подавляющего большинства населения города, имеющего скромный доход. Ничто из этого не обязательно исключает постоянную роль межгосударственной системы и ее многочисленных институтов. 

Но в долгосрочной перспективе это сделало города де-факто (а не де-юре) ключевыми действующими лицами в национальных экономиках и трансграничных экономических пространствах, межкультурных кругах, борьбе за окружающую среду, борьбе за социальную справедливость и многом другом. 

В моем анализе важно, что помимо растущей концентрации власти в крупных городах, есть также возможность – особенно в крупных городах, которые не могут полностью быть в управлении – бороться за власть способами, которые выходят за рамки того, что мы можем требовать от национальных правительств. Мы, жители, можем переделать части города простыми способами, которые мы не можем использовать в отношении целого государства. 

Сложность и незавершенность крупных городов дает тем, у кого нет власти, возможность создать самим местную экономику, местную культуру, местную политику. Они могут противостоять власти – в некоторой степени – и сказать: «Мы не просим вас ни о чем, мы просто сообщаем вам, что это также наш город». 

Разве урбан-движения в больших городах – это не «подвиг» космополитических, хорошо образованных и связанных элит, которые чувствуют себя как дома в Пекине, Нью-Йорке, Стамбуле и Берлине и ведут одинаковый образ жизни – все более далекий от жизни их реальных сообществ?  

Это, безусловно, часть нашей с вами реальности. Но я также вижу и новый тип энергии, сосредоточенный в окрестностях, с инициативами по озеленению, небольшими плодородными участками и перераспределенным производством, где это только возможно. Я никогда не забуду, что некоторые из моих самых ярких, действительно блестящих студентов в Чикагском университете – считающемся самым интеллектуальным университетом в США – занялись общественной работой: локализовали производство продуктов питания, создавали местные развлечения (особенное внимание они уделили музыке и цирку), организовали местное кафе, чтобы избежать открытия франшиз, и многое другое. Все это не приведет к изменению базисных мировых систем в областях от высоких финансов до разрушительного майнинга. Но это следует рассматривать как первый шаг в мобилизации наших усилий в направлении достижения большей социальной справедливости, защиты окружающей среды, реализации деятельности, ориентированной на людей, и т. д. Это Политика места, которая повторяется в городе за городом и тем самым может оказать огромное влияние на ключевые городские функции – от политических до экономических. 

Можем ли мы сегодня примирить город с мигрантами? Является ли город результатом того, что все эти «насыщенные» культуры вошли и распространились в то, что мы сегодня называем «космополитизмом» (хотя корни этого слова несколько иные)? 

Вы сказали это! Да, я так думаю, но города также являются полем битвы – ситуация становится все более и более запутанной. Я упоминаю об этом в своей работе о городах, как о фронтирах, сдерживающих современные границы. Я думаю, что мы являемся свидетелями создания третьего типа субъекта-мигранта – ни знакомого иммигранта, ни беженца.

Исторически граница всегда находилась на краю империи – на тех пространствах, над которыми мы не полностью получили контроль. Но, как я понимаю, основные действующие лица, от США и Европы до Китая, в настоящее время преуспели в получении доступа к большинству земель в мире и могут в обозримом будущем начать там свою добывающую деятельность.

Почему город – сегодняшний фронтир? 

Мое определение границы – это пространство, где представители разных миров могут встретиться; это пространства, для которых не существует установленных правил. И я бы сказала, что наши большие, несколько запутанные города представляют собой некие современные фронтиры. Но с уточнением: как я говорила ранее, в таких городах бедные и социально незащищенные сообщества могут жить, работать и строить кварталы, и они могут противостоять власти и выдвигать определенные требования. И именно поэтому я беспокоюсь об утраченном городском пространстве, позволяющем подобную активность; поскольку его контролируют влиятельные люди, которые строят здания (часто пустующие) и, следовательно, вытесняют тех, кто, возможно, не имеет власти, но давно почувствовал, что город, в котором они живут и борются за выживание, также является их городом.